Есть повседневное, тихое негромкое мужество гражданских в Донецке. Меня в письмах друзей и знакомых оттуда безмерно трогает именно эта «донецкая нота» — достоинство, беспафосность, стоицизм, самоирония.

Сейчас уже все говорят о подвиге донецких коммунальщиков – меня это потрясало, когда об этом никто не писал, ещё в самом начале войны; в письмах подруги ещё тогда всё время попадалось вот это – «вчера обстреливали, сегодня всё уже ремонтируют»; «сегодня красили подъезд», «вчера высаживали цветы».

Я ещё тогда ей написала — город, в котором ремонтируют, подметают, чинят практически под обстрелом — в этом есть такое настоящее, негромкое, непоказное благородство, просто комок в горле. Это как человек, который из последних сил — пусть даже ад кругом — не позволяет себе опуститься, и так на самом деле спасает мир потихоньку.

Город, который латает раны (в ожидании новых) — как человек, который посреди хаоса продолжает умываться, переодеваться в чистое, раскланиваться с соседями.

Может, там сейчас рождается этот новый опыт, который вообще поможет нам всем спастись. Не знаю, опыт какого-то нестяжательского сбережения себя. Своего достоинства.

А потом она написала мне про двадцатисемилетнего электрика Юру, который ремонтировал там что-то по своей части под обстрелом – ему снарядом оторвало ноги и половые органы, выжил, но страшно мучается фантомными болями, люди его всем районом собирали в Россию, подмосковную больницу.

Подруга писала весной: «Высаживала сегодня цветы перед домом, мне мои говорят – будет обстрел, опять всё повырывает. А я им – чёрта с два, я тогда снова посажу».

Вот это и есть для меня Донецк.

И как люди собрались на фортепьянный концерт Валентины Лисицы – друзья пишут, там протолкнуться нельзя было, кто сидел, кто так и слушал весь концерт стоя… И это в обстреливаемом городе.

Источник